— Не бойся! — сказал Гольго. — Мы ничего тебе не сделаем.
Легко сказать! Да, конечно, для всеядных циклопов они ростом невелики, но ведь и скорпионы тоже маленькие.
— Это просто наша песенка для охотников за книгами, — объяснил Гольго. — Здесь, внизу, нужно поддерживать дурную репутацию, иначе тебя в два счета прикончат.
— Хорошо, — сказал я, все еще отступая. — Значит, вы страшные книжнецы. Но причем тут имена поэтов?
— Кажется, ребята, нам нужно начать сначала, — сказал Гольго. — Он как будто тугодум.
Остальные кивнули.
— Дело обстоит так, — начал снова Кипьярд. — Каждый книжнец выучивает наизусть собрание сочинений одного большого писателя. Это цель нашей жизни. Мой еще пишет, поэтому я, так сказать, еще не закончен.
— В отличие от меня, — вставил Гольго. — Вот я завершен. Аиганн Гольго фон Фентвег умер девятьсот лет назад. И написал семьдесят два романа, больше трех тысяч стихотворений, четыреста пятьдесят пьес и вообще во всех литературных жанрах оставил по себе кое-что примечательное. Постоянно приходится освежать память. — Он жалостливо вздохнул.
— И я тоже все произведения своего знаю наизусть, — притихнув, сказал Данцелот.
— Невелика премудрость, — пренебрежительно отозвался Кипьярд. — Всего одна книга.
— Может, он еще что-нибудь напишет, — перешел в оборону Данцелот.
Сердце у меня екнуло.
— Нет, не напишет, — грустно сказал я.
— А ты откуда знаешь?
— Он недавно умер. Он был моим крестным в литературе.
Три книжнеца обменялись растерянными взглядами. Данцелот заплакал, и товарищи попытались его утешить.
— Ну же, ну, — проворчал Гольго. — А мне-то что говорить? Мой писатель уже девять веков как мертв.
— Мы все однажды уйдем в великую тайну, — прошептал Кипьярд. — В Орме мы все едины.
Но Данцелот был безутешен.
— Одна-единственная книга! — рыдал он. — Всего одна!
Нежно поглаживая Данцелота, Гольго и Кипьярд поглядели на меня с печальным укором. Их огромные глазищи влажно блестели, и я тоже не смог сдержать слез. Мгновение спустя мы все рыдали словно наперегонки.
После того как мы немного успокоились, книжнецы отошли на пару шагов в сторону, чтобы о чем-то шепотом посовещаться. Затем они вернулись ко мне.
— Мы решили отвести тебя к себе домой, — сказал Гольго. — Конечно, если ты согласен.
Что я мог возразить на такое предложение? Какая разница, съедят меня эти трое или целая сотня? Не говоря уже о том, что у меня возникли сомнения относительно «страшности» страшных книжнецов.
— Согласен. Далеко идти? — спросил я.
Вместо ответа книжнецы открыли пошире каждый свой глаз и уставились на меня, словно гипнотизируя. Желтый свет в их зрачках чуть запульсировал, а потом они начали гудеть. Больше, мои верные и возлюбленные друзья, в этой главе мне сообщить не о чем. Могу только сказать, что ни с того ни с сего мы — раз! — очутились в другом месте! Понятия не имею, как гномы провернули этот фокус, но мгновение спустя перед нами уже возникли огромные каменные ворота.
— Что случилось? — спросил я. Мне хотелось спать, и у меня слегка подкашивались ноги. — Где мы?
— Последствия… э… телепортации, — объяснил Гольго.
— «Со звезд мы пришли, на звезды вернемся. Жизнь — лишь путешествие в неведомое», — процитировал Данцелот.
— Вы сумели перенести себя — и меня — из одного места в другое силой мысли?
— Не кривя душой, можно и так сформулировать, — усмехнулся Гольго, а остальные глупо захихикали. — Пойдем! Сейчас мы вступаем во владения страшных книжнецов.
Гольго, Кип и Данцелот зашагали к исполинским воротам, по обе стороны которых высились две чудовищных размеров каменные статуи. Они изображали книжнецов, но, конечно, с невероятно увеличенными пропорциями: жутких и пугающих, со злобно раззявленными пастями, гигантскими циклопьими глазами и кривыми острыми когтями — от такого зрелища кто угодно дал бы деру.
— Неплохо отпугивает незваных гостей, — пояснил Гольго. — Если они вообще находят сюда дорогу. До сих пор никто кроме книжнецов сюда не входил. За исключением одного. Ты второй.
Я был еще слишком занят тем, что переваривал мысль о телепортации, да и вообще у меня было такое ощущение, будто меня только что-то насильно разбудили, поэтому ни его замечание, ни вид скульптур не произвели на меня особого впечатления. Пошатываясь, я брел следом за троицей.
Стоило нам миновать ворота, мою сонливость как рукой сняло. От небольшой площадки широкая каменная лестница вела вниз в исполинскую сталактитовую пещеру. Вид отсюда открывался необычайный, и это еще мягко сказано. Самым удивительным было не то, что стены, потолок, пол и даже сталактиты были обтянуты лоскутным ковром из коричневого материала всевозможных оттенков, который поблескивал, как натертая кожа. И даже не стоящий посреди пещеры гигантский механизм. Нет, больше всего меня поразили обитатели грота: сотни маленьких одноглазых существ, похожих на Гольго, Кипьярда и Данцелота, но отличавшихся какой-нибудь мелочью. Одни были упитанными, другие худыми, одни побольше, другие поменьше, у одних конечности и шеи — длинные и тонкие, у других — коротенькие, и у каждого как будто бы собственный, присущий только ему оттенок кожи. Они кишели повсюду: читали за длинными столами, переносили высоченные стопки книг, толкали перед собой тачки или хлопотали у гигантской машины.